Огневой поддержки мы так и не дождались. Видно авиация к этому была не готова. А может мы не стоили ни одного боевого самолета – вылета. По темноте я и еще трое бойцов вынесли погибшего солдата. На ночь усилили наблюдение. Пятеро отдыхают, пятеро вслушиваются в ночную тишину. И так всю ночь, два часа через два. Штаб обещал подослать «вертушку» по светлу. И время как всегда не уточнили. Опять это растяжимое в течении дня. Каждый час Каракуян дергает дальний пост, не дает им расслабиться. А как тут расслабишься, если в твою сторону вылетает сигнальная ракета зеленого огня. Сигнал непонятный, не обговоренный заранее. Думаем Филипок догадался что к чему. Выстрелы то слышал. В горах далеко эхо их разносит. Вот армейский дебилизм. Высадили три группы, а связи фактически нет. На базе все рации сдохли, и не поддаются ремонту нашим местным умельцам. То, что нас завтра отсюда вывезут, поднимает боевой дух. А наступающая темнота, и эти громады гор, давят и заполняют душу беспокойством вперемешку со страхом. Не спят даже те, кому можно и вздремнуть. Я сам, как взгляну на завернутого в плащ-палатку убитого бойца, начинаю элементарно мандражить. Скорее бы рассвет, днем как то поспокойней. Вот тогда можно будет немного вздремнуть. А пока вслушиваюсь в тишину, пытаюсь выловить в ней враждебные для тебя звуки. И готов мгновенно открыть огонь по любой тени. Понимаю что это все шиза элементарная. Ведь мы заняли оборону не в самом плохом месте. Укрылись за камнями и перед нами хорошо простреливаемое пространство. На каждый ствол по сто пятьдесят патронов, не считая гранат. Если стрелять прицельно и одиночными, то надолго хватит. И ни какой дурак не полезет нас отсюда выкуривать. Себе будет дороже. А вот все равно тревога и страх не покидают. Скорее всего это обычное состояние войны.
Наконец ночь прошла. Когда светло, оно как то веселее. Я еще не знаю, что через каких то четыре месяца, темнота станет моим лучшим другом и напарником. А пока перекусили и стали готовиться к долгосрочной обороне. Это инициатива капитана. Видно не верит, что сегодня нас эвакуируют. Каждый оборудует для себя хорошо защищенное место, с широким сектором обстрела при стрельбе лежа. Каракуян проверяет это лично. Только с этим закончили, как в небе затрещала «вертушка». Через пару минут зависла над нами, и еще через минуту коснулась колесами скалы. Люк распахнулся. Борт – механик машет, скорее на посадку. Нас уговаривать не надо. Через пять минут мы в брюхе вертолета. Взвыл двигатель и машина резко ушла в сторону нашей второй группы. Они видят вертолет и готовятся к посадке. Группа Филипка снята, мы рады, что наш боевой выход почти закончен. Тогда еще у афганцев не было, «Стрингеров», и мы садились в вертолет почти без страха.
Нас высадили на базе, а вертолет ушел в Кандагар, в штаб. Капитан Каракуян остался на борту, как и убитый Васек Кривенко. На прощанье он пожал мне руку:
– Ты мне жизнь спас. С меня наше лучшее вино и коньяк. – вертолет улетел. И я не представляю, когда замполит угостит меня лучшим армянским вином и коньяком. Ведь по всей видимости он сюда больше не вернется. И я подумал, что хорошие слова про коньяк только красивые слова. Надо было что-то говорить, вот и сказал. Пройдет четыре года, и я вспомню об этой истории. Расскажу ее на телевидении всему городу. Нас, тех кто воевал в Афгане, соберут и покажут на двадцать третье февраля. И уже на следующий день мне передадут два литра коньяка «Арарат» пятнадцатилетней выдержки земляки замполита. Передадут без всяких объяснений. И скорее всего он здесь не при чем. Это просто добрый жест сибирских армян, не желающих чтобы об их земляке плохо вспоминали. Но это будет еще так не скоро. А пока снова тянутся серые армейские будни.
15 октября 1983 года. Заметно похолодало, и наша служба стала еще тяжелее. Вода есть, но нет бани. А без горячей воды какое мытье. Немного спасает спирт, которым делится майор. И которым два раза в сутки мы протираемся почти на сто процентов. Многие бы желали заглотить дозу, но я лично контролирую каждый лоскут простыни, смоченный спиртом и конкретно отжатый. Так что ни о каком празднике души не может быть и речи. Майор ждет смену, а потому он сам по себе. К нам фактически не лезет. И это очень весомый плюс. Я пересчитал патроны, оставил НЗ, и теперь через каждые два дня стрельбы. Все солдаты без исключения прицельно, одиночными, выпускают по валунам по десять патронов. И все в общем то стараются. Кажется я им вдолбил, и они наконец поняли, что меткая стрельба – это шанс выжить в этой дурной войне. Куда нас доставили, не спрашивая согласия. Да и вообще, чем мы лучше освоим военное ремесло, тем будет больше шансов вернуться домой живыми и здоровыми. Но это по теории. Жизнь на войне отдельная тема, которая ни какой логике и теории не придерживается.
Седьмого ноября, в праздник, наша «вертушка» сделала за день четыре рейса. Завезла новое зимнее обмундирование, теплые одеяла и продукты. Пятым, последним рейсом прибыли новый командир старший лейтенант Тарасов и замполит лейтенант Фролов. Майор отбыл на следующий день, и как всегда пьяный. Первый раз я его видел улыбающимся. Наше подразделение видно особой важности не имеет, если прибыли командиры в таких низких званиях. А вполне возможно, что и послать сюда некого. В «горячие точки» и места подобно нашему, попадают в основном крестьянские дети, хоть и в офицерских погонах. Блатных и в армии хватает. У кого есть мало-мальские связи, находят места потеплее. Как капитан Каракуян, который свалил мгновенно, едва обжегшись войной.
С приходом новых офицеров, наша жизнь и служба изменились как в лучшую сторону, так и в плохую. Баня стала задачей номер один. Раз в неделю обязательно. Больше ни как, топлива в горах не найти. Новые командиры трезвенники, и потому службу правят как положено. Теперь стрельбы через день, по полной схеме. Так же улучшилось питание. Прапор не пьет и тушенку на закуску не растаскивает. А вот негатив высветился в лице замполита Фролова. И все от его неуемной энергии, от которой солдаты получают дополнительную тяжелую работу. Оба офицера выпускники одного училища, одного курса. А вот один командир, а другой подчиненный. И звания разные. Младший по званию и должности считает, что это несправедливым. И старается это всеми силами доказать. А как доказывает офицер, имеющий в своем распоряжении солдат? Только правильной и нещадной службой. Через две недели после вступления лейтенанта в должность, солдаты взвыли. А тот кажется элементарно не понимает, что здесь не просто служба, а война. И не каждому суждено вернуться домой. Так зачем лишний раз напрягать солдат пустяками к войне отношения не имеющими. Замполит с какой-то почти детской радостью гоняет солдат строевой по четыре часа. Достал белыми подворотничками, использовав на это новые простыни. Потом затеял учения по скалолазанию, сам толком этого дела не зная. Тут я не выдержал. Надо тормозить товарища, пока он дров не наломал конкретных. И когда тот уже было собрался потащить семнадцать солдат штурмовать отвесные скалы, я поинтересовался у замполита:
– А если вы людей угробите с этими вашими учениями? – тот встал напротив меня, такой жизнерадостный крепыш, пышущий здоровьем. Подражая кому то, заложил большие пальцы за ремень, и как ему показалось, смерил меня презрительным и суровым взглядом одновременно.
– А почему это я людей угроблю, товарищ сержант?
– Вы хотите научить людей тому, чем сами не владеете.
– Откуда ты знаешь сержант, чем я владею, а чем нет? У нас в училище курс горно-альпинистской подготовки был. – разозлился и сразу перешел на ты.
– Вы наверное его пропустили, в нарядах стояли. В противном случае знали бы, что без специального снаряжения в горы лучше не соваться. А все прочее ведет к неоправданному риску. Тут и так война. И уже потери есть. – кстати, мы так и будем ходить в горы без элементарной страховки. Не говоря уже о каких то альпенштоках и специальных ботинках с шипами.
– Я смотрю сержант, ты очень умный. Словечки интеллигентные вворачиваешь: неоправданный риск, в противном случае. Командира учишь что и как.
– Я вас не учу. Устав напоминаю. А там сказано. Нельзя рисковать жизнью подчиненных без веских на то оснований. – я это ляпнул от фонаря, потому как устав не учил. Читал только, и то мельком. И толком ничего из него не помню. Наверное это очень нужный документ. Если в учебке на плацу первый стенд сообщал воинам, что живя по уставу заработаешь честь и славу. Но и летеха в нем тоже не очень силен, так как затруднился с ответом. А я не сдержавшись, еще ляпнул:
– А вы для меня не командир. Просто лейтенант, начальник, да еще замполит. Не все офицеры командирами становятся. – тот покраснев, уже не обращает на меня внимания. Я для него пустое место. Он командует солдатам строиться, твердо решив осуществить свою бредовую идею. Я конечно понимаю, мы в горах, и нам идти туда придется по любому. Но лезть на голые скалы, когда в этом нет необходимости, без элементарной веревки для страховки, идиотизм полный. Надо идти к старлею. Хотя зачем идти, если вот он сам. Этот парень вроде бы попроще, вернее поумнее. Проверю на сколько.
